Джим-Джим-Джим. Мой милый, бедный Джим, от которого раньше никогда так не несло бурбоном на несколько метров и, пожалуй, часов вперед. Лицезреть постепенно падение со стороны – удовольствие для особо искушенных. Я, конечно же, знаю, в чём дело, Джим, все знают. Кроме тебя, наверное. Ведь что бы ответила твоя чистейшая накрахмаленная совесть, если бы узнала, что я буду каждый день приходить к тебе во снах? Что я каждый день прихожу к тебе перед сном, во время и после – что я никогда не выберусь из твоей головы, Джим, как бы ты ни пытался.
Я всегда надеялась, что после всех этих многочисленных случаев: с Гилзином, с тем случайным ограблением в моем доме, да и просто с фактом проживания в Готэме, Джим наконец-то смирится, и вместо устройства для снятия катышек в прикроватной тумбочке свою жизнь обретет пушка. Но, как я ни пыталась перекопать здесь всё, мой отчаянный герой так и хочет показаться хорошим. Неужто он действительно поверил в факт моей смерти? Неужто он не предполагал, что где-нибудь - дома, в ближайшем переулке или даже в полицейской раздевалке – его ждёт приятный сюрприз? Джим, ты помнишь, как часто я готовила тебе сюрпризы, когда мы жили вместе?
Я улыбаюсь так широко, что губы норовят треснуть от напряжения, но иначе совершенно не получается. Он так чертовски мил, когда растерян, и особенно – когда в растерянности пытается казаться хозяином положения.
- Всё что угодно для тебя, Джим, - я покорно поднимаю руки над головой, помахивая пальцами – мол, смотри, всё на твоих глазах, никакого обмана, - Ты что, думаешь, что я пришла сюда убить тебя? – усмехаюсь, усмехаюсь, снова усмехаюсь – едва ли не смеюсь в полный голос, - Что ты, ты же помнишь – для такого мне придется и самой застрелиться, но, знаешь, я ещё не устала.
С по приказу расслабленно поднятыми руками я обхожу диван стороной – так, чтобы нас не разграничивала физическая преграда. Мне слишком сильно хочется вывести его на волнение, слишком сильно хочется проверить – на что он готов, чтобы окончательно угробить свою жизнь? Кажется, словно он всё ещё пытается меня защитить, только в этот раз уже от самой себя. Спрятать в Аркхэме, чтобы меня не застрелили шальной пулей во время бездумного ограбления, или и вовсе вывезти из этого города – только бы успокоить свою вечно изнывающую совесть. Это так, Джим? Так? Разве ты можешь позволить себя выйти из этого пресловутого амплуа рыцаря? Разве ты когда-нибудь был кем-то другим, а, Джим? Мне так чужд его контроль – просто потому, что теперь я знаю, каково наконец избавиться от вечно досаждающего «надо», «нужно» и «необходимо». О, Джим, отдаваясь контролю, ты теряешь самое главное – возможность быть свободным, моя любовь.
Но мистер Гордон как всегда невыносимо сух и холоден, как примерзший камень. Он выглядит уверенно, его челюсть как всегда напряжена, подчеркивая армейскую выдержку даже тогда, когда он так бесстыдно пьян – вылощенный, вычурный, расчерченный каждой линией, будто неумело составленный фоторобот.
- Перестань, Джим, ты хорошо провел вечер, мы не «у вас в полиции», - лицо выстраивается ледяной гримасой а ля Гордон, и я нелепо качаю головой, подражая голосу моего детектива – «бубубу, я такой серьезный», - Зачем превращать его в такую скучную беседу? Мы ведь так давно не виделись. Неужели у тебя был другой повод довести себя до такого состояния, кроме моих несостоявшихся похорон? – я с математической точностью определяю дистанцию между нами, чтобы дать себе чуть больше времени, прежде чем он попытается… что? Заковать меня в наручники? Джим, ты точно знаешь, как всё-таки мне это всё страшно нравится.
К слову, мне в общем-то было всё равно, узнают ли о моем побеге власти и как скоро объявят в розыск – ощущение свободы полноценно складывается именно из страха потерять что-либо, а значит – из абсолютного отсутствия любых необходимых формальностей. Фиш требовалось скрыться, о, все эти тугодумные Марони, Фальконе и прочие – пф, безумная скукотища, закрученная на уровне бульварных детективов. Меня волновала совершенно другая интрига. Стоящая прямо передо мной.
Я знала, что Джим узнает первым. Он же, знаете ли, лейтенант. Нет, не так – я хотела, чтобы Джим узнал первым. Мне было плевать, узнает ли кто-то ещё – но мне до ужаса, до нестерпимого и невыносимого визга хотелось увидеть его именно сейчас, когда он ещё только пытается смириться с фактом моей смерти. Мне хочется видеть тебя разрушенным, Джим, видишь ли, после всего, что произошло, я вырвалась к своему восхитительному дну мгновенно – ты же ползешь, как чертова черепаха, Джим, торопись, осталось совсем немного времени.
- У меня есть идея! – я демонстративно подпрыгиваю на месте, приземляясь на босые ноги – обувь ведь априори излишество для дома. Я же дома. Возвращаюсь в исходную позицию, обходя диван с той же стороны и вновь упираясь руками в мою диванную крепость.
- Давай так. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них! – воодушевленно, громко, дикой улыбкой, - Ничего сложного, согласись? – даже ребенок поймет, Джим, только не делай глупостей.
Слишком очевидно, что я не могу оставить мою любовь без новой игры – я не хочу дать ему заскучать, надо срочно избавиться от этого натянутого напряжения между нами, так ничего не получится. Движения по квартире сродни хищному обходу собственной территории, и я снова огибаю преграду вокруг, останавливаясь в этот раз с другой стороны, неуемно, воодушевленно, как первоклассница, тереблю в руках юбку – ох, как это будет интересно! Я готовилась к тому, что он заявится с табельным оружием, а тут всё намного проще, ведь, как оказалось, можно было всего лишь прихватить с собой ту сияющую штуку со стены Фальконе – только представьте, как бы я смотрелась с мушкетом! И он бы точно согласился, ради м-м-милейшего детектива. Я слишком верила в тебя, Джим, и ты лишил нас такой аристократичной сцены, ты, конечно же, Север, я – Юг.
- Главное – отвечай честно, я сразу увижу, если ты лукавишь, ты же понимаешь, - смело и уверенно шагаю вперед, сокращая расстояния до предельно недопустимого, недопустимого по правилам полиции, наверное? – Начнем с самого простого. Расскажи мне, как ты провел этот вечер, а то я просто томлюсь от догадок!
- А-а-а, - в такт трем отрывистым «а» в отрицании веду пальцем ровно перед носом Гордона, который подается вперед и еще секунда – ударит меня затылком если не о пол, то точно о стену, - Я настоятельно рекомендую тебе не совершать лишних движений и играть по правилам, sweetie, ты же не хочешь оказаться без пяти минут вдовцом во второй раз, верно?
Смакуя, медленно, неторопливо, со всем старанием эротических фильмов 70-х я широко открываю рот и чуть вытягиваю кончик языка, на котором красуется нелюбимая каждому специалисту по допросам капсула. Ну, с ядом, конечно же, а вы что, думаете, я зря теряла время в Аркхэме?