Кто бы мог подумать! Вор стал жертвой воров.
Вор.
Стал.
Жертвой.
Воров.
Повторял внутренний голос.
Владелец бара вытащил из своих карманов пятьдесят долларов и отдал их, тут же почувствовав себя глубоко униженным, грабителю. Его примеру последовал политик и бросил в черную сумку кожаный кошелек, полный крупных купюр, из которого он предварительно вытащил свой паспорт. Заметно было, что бывший бандит побледнел и занервничал сильнее, чем раньше. В отличие от владельца бара, который теперь, скрестив руки, стоял, прислонившись спиной к деревянной стойке, он не был спокоен и всем своим видом показывал, что грабители вместе с рыжеволосым предводителем пугают его больше предстоящих выборов, грозивших ему позорным проигрышем.
Бывшему бандиту было очень страшно, но в его седой голове уже зрел какой-то план, и если бы владелец бара умел читать мысли, то отвесил бы ему, не стесняясь, пару подзатыльников. Но он ни разу не участвовал в программах для одаренных и особенных и потому, уставившись куда-то в пол, просто стоял и ждал, когда все закончится, по его опыту подобные ограбления никогда не длятся дольше пятнадцати минут, и радовался тому, что взял с собой только пятьдесят долларов. Уж очень ему не хотелось потерять пару сотен. Столько он берет обычно, когда выходит из дома.
Его сердце сжалось, когда один из грабителей пристал к какой-то женщине и бешено заколотилось, когда он ударил ее защитника, но владелец бара не двинулся с места. Ему, конечно, как и почти любому в этом зале было стыдно, но он все равно только разозлил бы помощников рыжеволосого преступника. Потому, тяжело вздохнув и покачав головой, тем самым показав им, что он не одобряет их поведения и в тайне понадеявшись, что они одумаются, владелец бара поглядел на политика.
"Да... А он стал другой..." - подумал он, глядя, как политик пробормотал какие-то ругательства, погрозив кулаком грабителю, который целился из своего дробовика в женщину, сидевшую на полу и прижимавшую к себе своего защитника с разбитой губой. Раньше он и сам был бы не против поприставать к красивым посетительницам банка и с большой радостью вышиб бы мозги любому, кто посмел бы помешать ему, но теперь политик облагородился и уже не смеет обижать женщин и бить их мужчин. "Что подумают обо мне граждане города, которые собираются проголосовать за меня на следующих выборах?" - улыбаясь, ответил он владельцу бара, который, припарковав машину в десятке метров от банка, спросил, почему в газетах еще ни разу не писали о его драке с каким-нибудь из оскорблявших его (их, к слову, было не так уж и мало) политиков. Теперь же бывший бандит только и делал, что глядел на грабителя то ли со злостью, то ли страхом и сотрясал воздух ругательствами, произносимыми шепотом.
"Так и не поймешь, притворяется он, или нет", - подумал владелец бара, спросив себя, действительно ли его бывший друг беспокоится за жизни граждан своего города и не часть ли его бурные переживания одной большой политической программы по сбору голосов, потому что тот Уоткинс, которого Элсопп знает, никогда не стал бы рисковать своей жизнью ради каких-то там посетителей банка, которых он знать не знает и видит в первый раз, но не успел довести мысль до конца. Прямо в его сторону бежал грабитель. Прежде чем владелец бара успел что-то предпринять, раздался выстрел, и он, почти оглохнув на одно ухо, упал, пораженный осколками и задетый дробью. Его тело прорезала резкая боль, и прошло где-то пол минуты, пока он не понял, что все еще жив и порвало ему разве что половину лица, никак не руку, не бок или что-то еще.
"Твою мать..." - проговорил владелец бара, поднимаясь и правой ладонью прикрывая окровавленные то шею, то щеку с множеством кровоточащих ранок. Он подумал, что грабитель промахнулся и потому, открыв глаза, ожидал увидеть дымящееся дуло дробовика у своего рта, но тот стоял, опустив его, и как завороженный глядел, улыбаясь, куда-то за деревянную стойку, где стояла операционистка, так и не успевшая выполнить поручение политика, еще минуту назад.
Вытянувшись чуть вперед, чтобы узнать, что же так порадовало грабителя, владелец бара тут же отпрянул от стойки. На полу лежала операционистка. От ее головы ничего не осталось. Кусочки мозгов, черепа и кожи валялись повсюду и покрыли собой документы, стол, стул и широкую колонну, на которой висел календарь.
"Что за фигня? Кто так работает?" - чуть было не прокричал владелец бара и, сглотнув и тем самым подавив рвотный позыв, сделал пару шагов назад. Его рука сама собой потянулась к пистолету, спрятанному под безразмерной кофтой, который не был замечен ни одним из грабителей с черными сумками. Он уже понял, что рыжеволосый преступник пришел сюда совсем не за деньгами, потому что все грабители знают, что нельзя убивать заложников. Нельзя оставлять следов. Не уверены? Спросите владельца бара, ограбившего десятки магазинов в прошлом. Еще пара секунд, и он точно выстрелил бы прямо в голову этому придурку, уверенный, что тот точно не состоит ни в одной из уличных банд, которые всегда (или почти) работают чисто и никогда сознательно не стреляют в заложников, но остановился, потому что заговорил политик. Тот, впечатлённый жестоким убийством операционистки, сначала стоял минуту, не двигаясь, но теперь вышел из оцепенения, осмелев, видимо, и почувствовав прилив сил.
- Так! Давайте все успокоимся, - проговорил он голосом, твердости которого владелец бара позавидовал, и с таким видом, будто знает личного каждого грабителя уже много лет. - Успокоимся. И поговорим. Скажите мне, чего вы хотите? Денег, драгоценностей? Но вы уже получили их. Так чего же еще? Говорите же. Я политик и смогу выполнить любую ("Вранье", - подумал Элсопп) вашу просьбу. Только давайте обойдемся без жертв.
Владелец бара глядел на политика, как на дурака. Почему-то ему показалось, что своими речами тот никак не повлияет на грабителей, вернее, повлияет, но плохо, и потому, все еще прикрывая ладонью поцарапанную шею, он подошел, прихрамывая, к нему и, схватив за руку, пробормотал: "Томми... А давай ты успокоишься".
Владелец бара и вправду считал, что можно договориться со всеми, но вот только бешеные взгляды грабителей и возраст их предводителя говорили сами за себя. Ни у бывшего бандита, ни у полиции, которую, скорее всего, уже вызывали прохожие, услышавшие выстрел, не получится договориться с ними. И потому владелец бара, который сам был готов расстрелять их еще полминуты назад, но теперь почувствовал себя почти бессильным, достал из внутреннего кармана пиджака политика золотую ручку с блестящими буквами "Т" и "У", сделанную, по всей видимости, на заказ, и отдал, улыбнувшись, ее убийце операционистки, сказав: "Отдай дяде ручку, Том".
О фотографиях, которые все еще были спрятаны где-то в задних комнатах главного хранилища денег граждан города, он уже забыл и думал только о том, чтобы все это скорее закончилось.