Стоял яркий, солнечный день, и Ридли, поддавшись манящим лучам солнца, выбралась из квартиры. На улицу она выходила каждый раз с огромной неохотой. Добропорядочные граждане Готэма, если такие ещё остались, могли узнать её и вернуть слугам закона. Как ни странно, пугало девочку отнюдь не это. Напротив, мысли об Аркхэме обрели ностальгические мотивы. Зелфа скучала по лечебнице, но не осознавала, что скучает скорее по собственному неведению. В стенах больницы она чувствовала себя в безопасности, потому что на её стороне всегда были друзья. До предательства она верила, что все тайны Бена и Джейн были исключительно ради её блага. Если бы она только знала, как сильно ошибалась. Но мысль о том, что в Аркхэме спокойнее и проще, не оставляла девочку даже на залитой солнцем улице. В конце концов, она даже не стала бы сбегать во второй раз, а покорно приняла бы решение суда. Что пугало её всерьёз, так это люди, обитавшие в Готэме. Где-то здесь, в глубине каменных джунглей затаилось настоящее зло в обличии красивого брюнета, но Аррингтон был не одинок в своих садистских рвениях, и Зелфа опасалась столкнуться лицом к лицу с одним из его собратьев. Эта причина подгоняла её возвращаться в квартиру Бернеро ещё до закатал солнца и прятаться под тёплое одеяло. Она даже покорно сносила его общество и старалась изображать подобие дружелюбия, если  он желал вдруг общаться. В воспалённом детском мозгу было очевидно, что если она не будет мила с Пако, то ему не составит особого труда выставить малолетнюю обузу за дверь. Зелфа слушала своего хозяина и натянуто улыбалась, но предпочитала не говорить о себе и поспешно переводить тему на что-нибудь нейтральное. Рана гноилась, хотя Бернеро на днях она сказала, что чувствует себя превосходно. По правде, от этого неприятного чувства ей даже не хотелось крутиться перед зеркалом и выворачиваться, чтобы узреть плачевность собственного поражения. Ридли предпочитала закрывать глаза на эту заразу, как закрывала раньше на истории Бена и Джейн, полагая, что их оболгали. Если надвинуть одеяло на глаза, то все кошмары исчезнут, разве нет?
Её торопливые шаги кто-то принял бы за нетерпеливость. Девчонка дождаться не может момента, когда перешагнёт порог заветного магазина и погрузится в мир винтажных (и просто пропахших чужой старостью)  нарядов, а на деле она спешила пересечь улицу и укрыться от посторонних взглядов. Паранойя накатывала и отступала. Иногда Зелфа чувствовала себя самой обычной школьницей и забывала о безопасности, а порой она не могла даже заставить себя покинуть комнату. Забегая в укромное местечко испуганной мышкой, через пятнадцать минут она вынырнула уже успокоившимся, практически разумным человеком, который только-только купил себе тёплую безразмерную кофту. Эта покупка вкупе с хорошей погодой и солнцем, которое ещё и не планировало клониться к закату, ослабили бдительность довольного ребёнка. Но ведь в самые светлые часы суток с детьми не должно происходить ничего плохого. Ведь должны же вокруг быть люди, которые всё видят и держат руку на телефонной трубке. Ведь может же случайный прохожий стать свидетелем преступления и поднять шум, разве нет? Хоть кто-нибудь?
***
Она не успела ни о чём подумать, когда получила удар сзади. Её сознание отключилось мгновенно, и  Ридли уже не фиксировала происходящее. Как её доставили сюда, где это «сюда» располагается, и что она тут делает? Это были вопросы, на которые малышка не могла дать вразумительного ответа. Она пришла в себя, надеясь, что у неё будет хотя бы пара минут, чтобы собрать осколки собственных мыслей воедино, прийти хоть к чему-то разумному. Но времени не было, её взгляд не мог удержаться за что-то, что могло ей помочь, хотя бы подсказать, где она, потому что оказывается, что в этом месте она не одна. Компанию ей составлял мужчина, которого прежде девочке – она практически уверена в этом – видеть не доводилось. Насколько позволяло неудобное положение, она елозила и старалась сжаться, стать меньше, словно бы этот трюк позволил бы в конечном итоге Ридли выпутаться из верёвок. Человек смотрел на неё и улыбался, после нескольких лет в Аркхэме Зелфа научилась распознавать ненормальных, и перед ней явно был он. Человек, которого следовало бы опасаться. Но он не был похож на Бена даже манерой собственного поведения, и крошка даже не знала, как ей стоило вести себя.
По крайней мере, он попросил её не плакать, и она старалась сдержать слёзы. Осознание собственного плачевного положения ещё не оглушило девочку, но страх заставлял глаза слезиться, только бы не зарыдать по-настоящему, только бы удержать себя в руках. Сердце судорожно стучало, и Зелфе казалось, что его стук оглушает не только её саму, но и безумца, который тянул к ней свои руки. Глаза зажмурились сами собой, и Ридли вспомнила все свои потаённые страхи, которые тянулись к ней из тёмных углов по ночам. Она вспомнила педофила из Аркхэма и его сальную улыбочку, обращённую, благо, не к ней. «и будь снисходителен к нам, и спаси нас - ведь на тебя устремлены наши взоры, потому что ты, Бог, - Владыка милосердный и милующий.» - пробормотала она про себя, дрожа от страха. Ридли уже и не помнила текстов молитв, но чувствовала отчаянную потребность просить помощи у единственной силы, которая способна её сейчас уберечь. Она не могла сразу осознать смысла сказанного, и лишь открыв глаза, почувствовала, что пока её не будут обижать. Малышка кивнула, опасаясь, что незнакомец, не получив нужного ответа, снова завяжет её рот тряпкой, от которой болел рот.
- Зачем? – выдохнула Ридли, ощутив смутную свободу. Её рот едва мог закрыться теперь  и был слишком сух. Зелфа не ощущала себя способной на конструктивный диалог и боялась сказать что-то лишнее, с безумцами следовало обращаться осторожно, иначе одним больным боком на этот раз всё могло и не обойтись.
- Разве вы не знаете, кто я? – спросила она, ощутив, как по щеке бежит слезинка. Только бы мужчина не вышел из себя и не стал бы её бить за это проявление слабости. Он, вероятно, узнал её и поймал, чтобы сдать кому-нибудь. Только бы не Бену, лишь бы не Бену. Хотя представить, как Аррингтон заходит в помещение с ножом в руке и говорит, что в прошлый раз они не закончили, было очень легко.

При общении с дикими животными нельзя делать резких движений и издавать резких звуков. Это только сильнее раззадорит их. Эта мысль, глупая, но надёжная, стучала в сознании Ридли, когда она внутренне сжалась, чувствуя, что незнакомый человек трогает её. Он коснулся лица один раз. Зелфа закрыла глаза, чтобы не выдать своего ужаса и отвращения. Ей хотелось вырваться, ей хотелось завизжать. Но какой смысл проявлять строптивость, если сбежать ты всё равно не смогла бы? Он коснулся её лица второй раз, ей пришлось разлепить веки и заглянуть заплаканными глазами в его чёрные. Они казались разверзшимися дырами, готовыми поглотить её в любую секунду. Безумец... почему судьба подкидывала ей подобные встречи вместо того, чтобы огородить от беда. Неужели малышка  Ридли действительно тронулась рассудком и не могла вспомнить, как в действительности убила своих брата и сестру, а теперь платит за свои злодеяния? Бен и Джейн умели скрывать свои наклонности – ни разу они не обнажили тёмной стороны своей души перед Ридли до злополучного побега. А этот человек совсем на них не походил. Его движения, его голос, глаза говорили о том, что он не в себе, что он опасен. Он не способен держать себя в руках, и это значит, что каждое неосторожное слово могло бы стоить Зелфе жизни, а, возможно, и чего-то более ценного.
Мужчина повернулся к крошке спиной, и все её чувства достигли пика. Ей было жутко представить, что происходит за его широкой спиной. Что он хотел бы сделать на этот раз? Затылок ныл, и Ридли понимала, что видела значительно хуже, чем обычно. Она ожидала увидеть нож или пистолет, но в руке мужчины появился стакан  с солёной на вкус водой. Отвратительное поило заполнило собой рот и горло раньше, чем Зелфа успела воспротивиться этому принуждению. Она пила, несмотря на то, что поток умудрился попасть не в то горло, и когда человек убрал руку с её затылка, Зелфа принялась откашливаться. В какой-то мере это и была пытка, она могла бы захлебнуться в этом потоке, если бы на месте стакана оказалась вся бутыль.. Во рту оставался неприятный привкус от минералки, и Ридли казалось, что он напоминает вкус крови.
Как она ошиблась, считая, что человек поймал её, чтобы сдать властям. В момент, когда он объявил убогое помещение домом, Зелфа ощутила, будто её камнем придавило. Живот скрутило острой обречённостью, и девочка поняла ясно и чётко, что она в плену у сумасшедшего, и помощи ждать неоткуда. Она беглая сумасшедшая преступница, и она не хотела бы называть своё имя и домашний адрес человеку, который был в разы безумнее её, так что Ридли  только покачала головой на последний вопрос.
- Я не хотела. Мне просто нужно было кое-что из одежды, - тихо заметила она, рассудив, что незнакомец мог бы обозлиться на её постоянно молчание. Может, звук её голоса успокоит его, или хотя бы сам факт, что она старается заговорить с ним, пусть у неё это выходит не слишком хорошо. Вопреки волнению, она смогла сдержать себя в руках и не сказать большего, потому что ей было важно знать, чего хотел человек, уверенный, что всё о ней знает. Они встречались в Аркхэме? Это было не исключено, но Зелфа совершенно не узнавала черты его лица. Ей казалось, даже случайно встреченного пациента или кого-нибудь из персонала она бы вспомнила, если бы столкнулась где-нибудь на улицах Готэма. Но, когда она бросала короткие испуганные взгляды на мужчину, ничто в её памяти не оживало. Он был чужаком, она не видела его. Но он мог бы увидеть её: в лечебнице, наблюдая издали, или возле квартиры Бернеро. Он мог следить, изучать, выжидать, если ему это было надо. Но Зелфа не понимала, почему выбор пал именно на неё, и для чего её забрали? Но все манеры человека, всё его поведение подсказывало ей неутешительную правду – перед ней был тот, кто предпочитает проводить свободное время в компании юных и невинных созданий.
- Что вы собираетесь со мной делать? – спросила она, прежде чем задумалась о вреде подобного вопроса. Спросила, чтобы иметь возможность морально подготовиться. Но к тому, чего она боялась, нельзя быть готовой. Она не хотела умирать, не хотела кричать от боли или рыдать от унижения. «Господи, если ты меня слышишь, пожалуйста, я готова на всё, только верни меня домой, к маме с папой, пожалуйста. Боже, ты же можешь это сделать».

Отредактировано Zelpha Ridley (2016-07-02 11:46:00)